Проводил ее Вычислительный центр армянской Академии наук, где работал мой отец. И хотя он никаким боком не математик, но участие в организации этой конференции принимал самое непосредственное и активное.
В Ереван съехались ученые со всего мира, в том числе, представьте, из Западной Германии и даже (о, ужас!) самой Америки. Я, конечно, ничего не помню, но отец рассказывал, что один из американских математиков был битником. У него были длинные волосы, он ходил в черном свитере, носил берет и не носил… обуви.
Босиком он ходил на заседания конференции, босиком пришел в мастерскую Сарьяна, встречу с которым устроил мой отец. Только во время похода в оперу американский математик надел матерчатые тапочки – из уважения к высокому искусству.
Это чудачество было известно всему математическому сообществу, но его прощали, потому что он был гением в математике. Или, наверно, почти гением – потому что иначе я бы, наверно, знал, как его зовут.
Так вот, этот почти гений был босиком, когда пришел в гости к моим родителям. Но чувство приличия не было ему чуждо, и, отправляясь в гости, он взял с собой сувенир – пластмассовую американскую игрушку под необычным названием «фрисби».
Это была белая тарелка, на которой было написано Professional Frisbee.
Несколько лет подаренная фрисби лежала на почетном месте в отцовском кабинете – рядом с привезенным с Дальнего Востока куском китового позвонка и гипсовой копией головы Нефертити, подаренной моему деду директором Пушкинского музея в Москве Сергеем Меркуровым.
А потом мне стало интересно. Отец объяснил мне, как надо бросать эту тарелку, и я отправился с нею во двор.
… в то лето мальчишки нашего двора забросили все – даже футбол. Мы самозабвенно швыряли фрисби во всех доступных нам направлениях. Постепенно мы усовершенствовали свое мастерство и дошли до истинных высот. Такое упражнение, как бросок фрисби против ветра, чтобы она бумерангом вернулась к бросающему, казалось нам простым. Мы освоили броски от земли, броски с обратным вращением, «закрученные» броски, когда фрисби летела куда-то влево и лишь перед самой целью поворачивала направо и попадала прямо в руки адресату.
Играли мы, разбившись на команды, по гандбольным правилам. Это было чрезвычайно увлекательно. Мальчишки с соседних дворов, у которых не было фрисби, нас откровенно не понимали. А мы были так увлечены, что даже не реагировали на их вызовы сыграть в футбол. И хотя мы точно знали, что играть они не умеют, а их завышенная самооценка и высокомерие ни на чем не основаны, от футбольных сражений отказались. У нас были дела поважнее. И назывались эти «дела» непонятным американским словом «фрисби».
Но всему когда-либо приходит конец. Пришел конец и нашей фрисби – от чрезмерно усердного обращения у нее отвалилась центральная часть. После этого мы вернулись к футболу. Официальный матч с соседним двором окончился крупной дракой – но это было нормально. Мы вернулись в нашу действительность. Фрисби ушла в воспоминания.
… Прошло несколько лет, я стал уже студентом университета. И к нам на романо-германский факультет приехал молодой преподаватель из Лондона. Он был самым настоящим англичанином, преподававшим английский язык и страноведение. Ребята, которым он преподавал, были от него в полном восторге. Таком, что я решил прогулять урок истории КПСС и прийти послушать настоящего англичанина.
На своей лекции он сначала рассказал про военно-морской флот Британии, использовав в качестве наглядного пособия… свою туфлю. Он снял ее, поставил на учительский стол, изображая то ли дредноут, то ли линкор, то ли (даже) авианосец. Потом он поговорил еще о чем-то, а в конец лекции заявил: «Я сейчас покажу вам что-то, чего вы никогда в жизни не видели. Вы даже не знаете, что это такое и для чего это используют».
После этого предисловия он залез в свой портфель и достал оттуда…
«Фрисби!» – восхищенно выкрикнул я.
Эффект неожиданности был бесповоротно испорчен. Через неделю мы с этим преподавателем перебрасывались фрисби у подножья памятника Матери-Армении.
Следующая моя летающая тарелка была уже советского производства. Она была розовой им какой-то мягкой. Скучно.