Автобус привез пассажиров к дверям с красной надписью "не шенгенская зона".
Для того, чтобы попасть в зону шенгенскую, нужно пройти через металлоискатель, возле которого дежурят пограничники. Не очень понятно, зачем попадать в шенгенскую зону людям, летящим из Еревана в Лондон или Нью-Йорк, но я это не обсуждаю.
Пограничник на неплохом русском языке требует, чтобы пассажир, стоящий передо мной, вынул все, что у него в карманах. Пожилой армянский мужчина, которому на вид хорошо за 70, начинает доставать из карманов пиджака бумажки с номерами телефонов. Пограничник говорит и показывает знаками, что бумажки можно положить обратно, потому что нужно снять пиджак.
Потом он долго и безучастно – внешне безучастно, во всяком случае, – наблюдает, как дядечка пытается снять брючной ремень. Поняв, что он на самом деле мучается с ремнем, пограничник начинает сам снимать с него этот ремень. Дядечка мучается, переживает, что брюки без ремня спадут.
Наконец, ремень снят, старичок проходит под рамкой – и раздается писк металлодетектора. Оказывается, на нем зимние ботинки. Ему велят снять и их. Очередь растет, все молчат, так как ощущают себя во власти этих пограничников.
Присесть негде, старик-пассажир мучается, пытаясь нагнуться и развязать шнурки. Пограничники безучастны. Он совершенно не похож на террориста, прячущего в подошвах ботинок взрывчатку. Кажется, что можно было бы прощупать его одежду или "пройтись" ручным металлодетектором, но не видно, чтобы пограничники хоть как-то хотели бы облегчить жизнь старику.
Наконец, шнурки расстегнуты, ботинки сняты, дядечка проходит под рамкой – и ничего не звенит. Очередь еле слышно вздыхает с облегчением.
Но пограничники не спешат. Тот, который должен контролировать проход людей под рамкой металлодетектора, отворачивается и начинает поправлять подносы с багажом. Он поправляет их долго, можно сказать, вдохновенно. Он перекладывает их так и эдак. Я стою у металлодетектора и жду его сигнала. Но он, видимо, полагает, что я могу и подождать, и с увлечением устраивает на ленте конвейера подносы с куртками и сумками, компьютерами и пиджаками.
Если бы он вместо этого занялся людьми из очереди, то каждый взял бы пару подносов и все было бы в порядке. Но он продолжает свою старательную игру, изо всех сил пытаясь избежать моего взгляда. Игра в «я тебя не видел» продолжается. Мне трудно понять, почему он испытывает мое терпение, что это ему дает. Наконец, я окликаю его.
«Мне проходить?»
«Да-да», – вежливо отвечает пограничник.
Я прохожу под рамкой, забираю свои подносы с вещами и начинаю одеваться.
Застегивая ремень, я думаю: ведь с формальной точки зрения, все, что они делали, было правильным. В том числе, и публичное раздевание старичка. Но все их – формально правильные – действия были унизительны. Они делали свою работу так, как ее нужно делать, но все равно, в том, как они ее выполняли, была некая подчеркнутость: мы тут – люди первого сорта. Вы – неграждане ЕС, неевропейцы – второго. И все это делалось очень вежливо и в полном соответствии с инструкцией.
Конечно, может быть, мне это казалось. Возможно, с точки зрения пограничников, мы действительно были толпой необразованных чурбанов, не понимающих, что перед лицом европейской границы нужно раздеться и разоружиться – как в сталинские времена перед компартией.
Все может быть…
Но пока я стоял там, перед металлодетектором и ждал, чтобы польский пограничник перевел свое внимание с вещей на людей, мне вспоминалось, как в 2006 году я летел в Лондон из Киева через Варшаву. И между самолетами у меня было шесть часов. Я попросил визу, чтобы провести эти шесть часов не в международном отделе аэропорта, а в старом городе.
В консульстве меня мурыжили, как могли. Бюрократия цвела пышным цветом. Меня просили показать визы всех стран, над которыми пролетают самолеты по маршруту Киев-Варшава-Лондон, требовали, чтобы я предъявил самые разнообразные документы, которых у меня, разумеется, не было. И когда я наконец сказал: «Верните мне паспорт, я не хочу визы в Польшу, потому что никакая виза не стоит тех унижений, которых вы меня здесь подвергаете», мне ее дали. Но потребовали, чтобы я заплатил за нее 72 доллара. Примерно 12 долларов за каждый час пребывания на польской земле – с момента приземления самолета до взлета.
Примерно такие же истории происходили, когда я просил визы в Чехию и Литву.
Иногда мне кажется, что это своеобразная месть гражданам бывшего СССР.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →