Его герои смотрят на мир глазами детей и видят его чистым и солнечным. Его героев всегда ожидает что-то незнакомое, новое, интересное, которое нужно ощутить, почувствовать, понять и осмыслить. Так познают мир дети. Может, поэтому среди его героев так много детей.
"Стоя в темноте у открытого окна, он набрал полную грудь воздуха и изо всех сил дунул.
Уличные фонари мигом погасли, точно свечки на черном именинном пироге. Дуглас дунул еще и еще, и в небе начали гаснуть звезды.
Дуглас улыбнулся. Ткнул пальцем.
Там и там. Теперь тут и вот тут…
В предутреннем тумане один за другим прорезались прямоугольники – в домах зажигались огни. Далеко далеко, на рассветной земле вдруг озарилась целая вереница окон.
– Всем зевнуть! Всем вставать! Огромный дом внизу ожил.
– Дедушка, вынимай зубы из стакана! – Дуглас немного подождал. – Бабушка и прабабушка, жарьте оладьи!
Сквозняк пронес по всем коридорам теплый дух жареного теста, и во всех комнатах встрепенулись многочисленные тетки, дядья, двоюродные братья и сестры, что съехались сюда погостить" (Вино из одуванчиков).
Но и взрослые, становясь героями его произведений, смотрят на мир детскими глазами. И может, он именно поэтому отправлял своих взрослых героев в далекие миры, где они становились такими же исследователями новых вселенных, как мальчик, вышедший за околицу?
"Уж очень далекой она показалась, эта новость, которую владелец магазина дорожных товаров услышал вечером по радио, когда модулированный световой луч принес последние известия с Земли. Просто непостижимо.
На Земле назревала война.
Он вышел и посмотрел на небо.
Вот она. Земля, на вечернем небосводе, догоняет закатившееся за горы солнце. Эта зеленая звезда и есть то, о чем говорило радио.
– Не могу поверить, – сказал лавочник (Марсианские хроники)".
Рэй Брэдбери был, кажется, более популярен в СССР, чем в Америке. Огромную роль в этом сыграло то, что в Советском Союзе разрешили перевести и издать его роман "451 градус по Фаренгейту" – описание тоталитарного общества, общества потребителей, в котором запрещены книги – их сжигают. 451 по Фаренгейту – это температура горения бумаги.
Читая этот роман, я удивлялся его реалистичности – разумеется, я знал о существовании запрещенных книг и о том, как изымали из библиотек и уничтожали произведения неугодных авторов. Сейчас я удивляюсь тому, как прорвался роман Брэдбери через цензуру. Может, его посчитали "антибуржуазным"? Хотя, конечно, он бы антибуржуазным – но мы видели в нем и другое.
Говорят, на решения Рэя стать писателем повлияли два эпизода из его детства. Собственно, не "говорят" – он сам об этом рассказывал.
Ему было три года, когда мама взяла его посмотреть на фильм "Горбун из Нотр-Дама". В роли Квазимодо снимался Лон Чейни. Это была драма с элементами фильма ужасов. Квазимодо подговаривают умыкнуть красавицу Эсмеральду, но заговор в последний момент срывается – ее спасает офицер Феб де Шатопер.
Второй эпизод случился в 1932 году, когда на карнавале некий мистер Электрико прикоснулся к его носу шпагой, заряженной статическим электричеством, и вскрикнул: "Живи всегда"! После этого Брэдбери решил жить всегда. Если не физически, то как писатель.
Мальчиком, Рэй жил в маленьких городах среднего запада США. Отец в поисках работы скитался по разным городкам и штатам, пока в 1834 году семья Брэдбери не осела в Лос-Анджелесе, где Рэй и окончил школу.
В колледж он не попал. Первым опубликованным произведением Брэдбери стал рассказ "Маятник", написанный совместно с Генри Хассе и опубликованный в ноябре 1941 года.
Через год он стал зарабатывать на жизнь исключительно писательским трудом. Первый сборник его рассказов "Темный карнавал" вышел в 1947 году.
Через три года он выпустил "Марсианские хроники". Книга так и осталась бы незамеченной, если бы ему по случаю не удалось всучить экземпляр известному писателю и литературному критику Кристоферу Ишервуду.
Вышедший через два года роман "451 градус по Фаренгейту" принес ему мировую славу.
Рэй Брэдбери написал 11 романов, несколько десятков повестей, более 400 рассказов.
" - Послушай, Кора... - он потупился, разглядывая что-то на дне новехонькой, хрустящей соломенной шляпы. - Ведь правда, хорошо бы прогуляться, как мы, бывало, гуляли по воскресеньям? Ты - под шелковым зонтиком, и чтоб длинные юбки шуршали, а потом посидеть в аптеке на стульях с железными ножками, и чтоб пахло... помнишь, как пахло когда-то в аптеке? Почему теперь так не пахнет? И спросить два стакана сарсапарелевой, а потом прокатиться в нашем "форде" девятьсот десятого года на Хэннегенскую набережную, и поужинать в отдельном кабинете, и послушать духовой оркестр. Хочешь?
-- Ужин готов. И сними эти дурацкие тряпки, хватит шута разыгрывать ("Запах Сарсапарели").
Он приносил в наш мир поэзию ежедневности, которая была во всех его книгах – в том числе, и рассказывающих о других планетах и мирах.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →