* * *

Прогулка по лабиринтам ночного Иерусалима оказалась такой необычной, странной и даже сюрреалистичной, что, боюсь, мне не удалось бы даже приблизительно передать удивительную и диковинную атмосферу этого путешествия, которое мы совершили втроем: иерусалимские фотографы
– Прочь от туристических путей, – воскликнул
И немедленно свернул куда-то налево. Потом был еще один поворот, потом еще…
Мы оказались в самом настоящем лабиринте. Кривые и корявые улочки уходили куда-то в темноту, упираясь в другие кривые улочки, заканчивающиеся ступеньками, ведущими то вверх, то вниз. И невозможно было понять, ведут ли они в другие, новые улочки, или в какой-нибудь тупик, упирающийся в потрескавшуюся от старости дверь, вырубленную, казалось, в то же время, что и каменные плиты, покрывающие землю.
– Сделано римскими легионерами, – гордо и с чуть уловимой иронией сказал Давид, показывая на плиты. – Сертифицировано. Гарантировано от подделок.
Действительно, если посмотреть на них издалека, то видно, как блестят в желтом свете ламп, повешенных под каменными сводами этого лабиринта, большие светлые камни, отполированные подошвами башмаков, туфель, шлепанцев или попросту босых пяток.
Улочки, днем заполненные толпами туристов и десятками лавок, где можно купить все, что пожелает туристическая душа, пусты. Тревожный, желтый свет ламп встречается с черными тенями, которые отбрасывают утопленные в стены полуколонны. Тени и свет сплетаются на земле в почти правильный геометрический рисунок из линий, ромбов и треугольников.
Кажется, что в лабиринтах старого города пусто. Но мы поворачиваем за угол и вдруг в открытой двери мелькает зал игровых автоматов. Несколько парней стреляют по каким-то не видным снаружи целям, мальчики покачиваются на маленьких машинах… Мне показалось, что там же, в том же помещении, парикмахерская, но я не успеваю рассмотреть – мы проходим мимо.
– А не попробовать ли нам вон ту дорожку? – это у нас спрашивает
– А не опасно?
– Может быть… А давайте рискнем?! Только держитесь вместе и не отставайте!
И мы углубляемся в причудливо изогнутый проход, над которым вдруг на какое-то мгновение открывается кусок неба с луной, зловеще выглядывающей из-за облаков.
Вдали слышен гул голосов. Поворот, еще один, и мы оказываемся в середине небольшого базарчика, где продают длинные женские платья, чемоданы и усыпанные блестками одеяния для танца живота. Мы проходим сквозь ряд мальчишек, заглядывающих снизу вверх нам в глаза и что-то кричащих на неизвестном мне языке – то ли арабском, то ли иврите.
Через некоторое время мы выходим к Дамасским воротам старого города.
Небольшая площадка перед воротами, заканчивающаяся амфитеатром, бурлит. Под ночным небом ходят толпы людей, на ступеньках этого амфитеатра разложены товары – неимоверное количество обуви, сумки, одежда, что-то кожаное… Наверху рядами стоят мангалы, на которых жарятся шашлыки и кябабы. От мангалов поднимается дым, уходящий клубами в ночное черное небо. В дыму плавают десятки больших и маленьких разноцветных воздушных шаров. Кругом гвалт и гомон, которые, кажется, тоже клубами поднимаются к небу.
Посреди всего этого молча восседает бородатый мужчина, перед которым стоит непонятная медная конструкция, увенчанная какими-то трубками и шишечками. А в ней… А в ней темно-красный сок дерева тамаринд. Бородач дал мне попробовать этого сока. Было чрезвычайно вкусно. Но я не рискнул купить у него стаканчик, потому что не рискнул достать бумажник из кармана джинсов – так много было вокруг странных и не очень понятных мне личностей.
На следующий день я вернулся к этому месту, чтобы все-таки выпить сока тамариндового дерева. Выйдя из ворот, я остановился, ошеломленный. Там, где ночью кипела жизнь, было пусто. Не было ни груд обуви на амфитеатре, ни шашлыков, ни воздушных шаров. Не было и мужчины с медной конструкцией. Только на месте, где он сидел ночью, можно было видеть полустертую надпись: «Сок дерева тамаринд».
Я так и не выпил этого сока. Но я чувствую на языке воспоминание о вкусе этого волшебного, но так и не познанного напитка. И если я когда-нибудь вернусь в Иерусалим и рискну прогуляться по старому городу ночью, в надежде добраться до Дамасских ворот, то фотокамеру все равно оставлю в гостинице.
Так интересней.
рад, что удалось встретиться..))
Мне очень жаль, что в сюжет не влезли эпизоды, где мы с тобой обсуждали Матевосяна, Битова и Алешковского, а еще эпизод, когда мы вошли в чей-то дом, где дети лузгали семечки, и оказались под открытым небом.
И е р у с а л и м
И еще, Вам не подсказали, какое время года для посещения Иерусалима самое лучшее?
Re: И е р у с а л и м
...то ли на русском с сильным акцентом ;)
Лет десять назад я во время прогулки по Иерусалиму запомнил, как арабский торговец туристической мелочью, услышав русскую речь, закричал: "Блямка! Блямка!"
Внимание, вопрос: что он продавал?
Может быть, в следующий раз расскажете о детях, лузгающих семечки?
как в режиме прослушивания так и в режиме прочитывания
с нетерпением жду новых заметок!!!!
В тот вечер я оставил фотокамеру в гостинице, и не жале
"Так много было вокруг странных и не очень понятных мне личностей". Они будто появлялись из стен и тупиков, вырастая перед тобой по двое, трое или больше и провожая недобрым взглядом. В некоторых пересечениях лабиринтовых дорожек попадались полицейские. Хотелось вздохнуть с облегчением, но что-то не позволяло расслабиться. Мы долго искали выход, постоянно натыкаясь на сверкающие из темноты белки глаз, направленные в тебя как выстрел. Стоило поднять голову, можно было увидеть тусклый свет в помещениях, не напоминающих жилые. Но в них купались дети в тазиках, суетились женщины, шипело масло... Бр-р-р.
Re: В тот вечер я оставил фотокамеру в гостинице, и не жа
"Тусклый" -- это очень правильное слово.
Это Вам http://vlapandr.livejournal.com/108957.html