Естественным образом, я сравниваю те годы с первыми годами независимости новой, пришедшей в 1991 году. И хотя жизнь в первой половине девяностых была очень тяжелой -- без электричества, газа, воды, с огромным количеством беженцев, в блокаде... -- я понимаю, что сравнения неуместны. В годы первой республики было, видимо, хуже.
И каждый раз, думая о независимости, вспоминаю фразу, с которой ко мне десятки, если не сотни раз обращались разные люди -- главным образом, в России, но также и в Казахстане, Украине, Кыргызстане. Это были простые люди. Они спрашивали: "Ну, и чего вы добились своей независимостью? Войны, разруха, границы кругом... Раньше как хорошо было: захотел -- сел в самолет и полетел в Москву. Или в Сухуми -- отдыхать".
И я понимал, что мне трудно будет им объяснить, что независимость -- это, по словам Мераба Мамардашвили, возможность вернуться в мировую культуру, в историю. Это переход от невключенности в культуру к становлению ее частью. Причем частью, которая полностью обладает свойствами целого, однако имеет ряд отличий, налагаемых на нее временем и пространством.
А можно ли поставить знак равенства между независимостью и свободой? Независимость -- это то состояние государства, которое, благодрая своей независимости, может явиться наилучшим инструментом для обеспечения свободы своим гражданам. То есть, являясь ценностью, независимость одновременно и инструмент достижения такого состояния -- свободы, -- которое самоценно.
Но проблема в том, что инструмент надо применять, чтобы он смог реализоваться. А то ведь большой государственной печатью можно и орехи колоть.
Неужели все наши власти как раз и колют орехи?
(Очень рекомендую совершенно блестящую философскую статью Заала Андроникашвили и Георгия Майсурадзе "Грузия-1990. Филологема независимости или Неизвлеченный опыт".)
