Видимо, называя массовые убийства геноцидом, то есть самым, наверно, страшным преступлением против человечности, хотят подчеркнуть его масштаб, ужасность, тяжесть и гнусность.
И это помогает не просто создать образ жертвы, а приблизить его к экстремуму -- против "нас" было совершено вот такое ужасное преступление.
Конечно, во многих случаях, которые называют геноцидом, преступления были очень и очень тяжелыми. И, конечно, я сочувствую жертвам этих преступлений и их родным.
Но иногда мне кажется, что сам термин иногда политизируется, политики пытаются извлечь из употребления этого термина "сегодняшнюю" пользу, которая мало или совсем не связана с жертвами трагедии.
Например, ощущение общей травмы помогает создавать и поддерживать национальное единство.
Или помогает ощутить себя жертвой совершенно конкретного противника, агрессора.
Или может повысить планку требований к противнику, врагу.
Скажу сразу мне это не нравится.
А может, это во мне говорит такой синдром... Я даже не знаю, как его назвать. Давайте просто скажу, синдром этноса, пережившего такую трагедию и не желающего, чтобы с ним равнялись другие, кому на долю выпали менее масштабные трагедии?
