Книга "Темная комната" Рэйчел Сейфферт (Dark Room by Rachel Seiffert) попала в шортлист премии.
Она о том, как повлияла на разных людей Вторая Мировая война. Книга из трех частей: про мальчика-инвалида, который жил в Берлине во время войны и занимался фотографией, про пятерых детей какого-то фашистского чина, сразу после войны пешком добирающихся из Берлина в Гамбург (их родителей посадили в лагеря союзники) и про молодого мужчину, который уже в наше время пытается понять, расстреливал ли его дед во время войны невинных людей.
Дед этого мужчины служил в Waffen SS. В Беларуси. И внук отправляется в Беларусь. Там он встречается с бывшим полицаем, который, после долгих бесед и разговоров наконец рассказывает Михаэлю (так зовут героя), что его дед участвовал в расстрелах и евреев, и белорусских крестьян.
Ниже -- два маленьких отрывка, показывающих, как Михаэль пытается разобраться в себе.
А еще, эти отрывки показывают, как трудно смириться с самой мыслью о том, что твой дед мог убивать мирных и невинных людей.
– … Ученики должны об этом знать.
– Но они все перевирают. Они отождествляют себя с очевидцами, с жертвами.
– Откуда ты знаешь?
– Именно эти слова им вдалбливают. Именно от этих слов они плачут.
– А плакать им не следует?
– Да нет же, пусть плачут. Но плачут оттого, что это натворили мы. Мы это сделали, а не с нами.
Мина, взбивая под головой подушку, вздыхает.
– Они должны плакать не только потому, что все это произошло, но и потому, что произошло это по нашей вине.
(…)
Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Думаю, да, Михаэль. Да. Только «мы» этого не делали. То было другое поколение.
– Но мы им родня. Все равно это мы. Я имею в виду, не один я такой. Наверняка в том [школьном] зале каждый год сидят и другие, у кого деды такие же, как и у меня.
(…) Их учат, что нет преступников, одни только жертвы. Их учат, что все произошло само собой, понимаешь ли, просто пришли люди с голубой кровью, натворили бед, а потом исчезли. И что это вовсе не те самые люди, что живут в тех же городах, ходят на ту же работу и растят после войны детей и внуков.
– Не может быть.
– Это так, Мина. Мне раньше и в голову не приходило, а ведь такой человек был и в моей собственной семье. Рисовал картинки, сажал меня на колени.
– Но ты даже не знаешь, сделал ли он что-нибудь!
Мина потрясает перед лицом руками. Миха тоже закрывает глаза.
– Да. Верно. Просто мне кажется, что людям стоит читать и о тех, кто это совершал. О реальных обычных людях. Понимаешь? Не только о Гитлере, Эйхмане и кто там был еще? То есть о всякой мелкой сошке. Ученикам необходимо читать о жизни тех, кто по-настоящему убивал.
* * *
Мать захлопывает духовку.
– Он ничего не делал, Михаэль.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю.
– Ты тоже интересовалась?
– Нет. Разумеется, нет.
– Ты его спрашивала?
– Не пришлось.
– Тогда откуда ты знаешь? Как ты можешь знать?
– Да потому, что я знала своего отца. Ты его никогда по-настоящему не знал. Михаэль, ты был слишком маленький.
(…)
Он не был способен на это, Миха.
– Каждый бы сказал о своем отце то же самое, разве нет? Никто бы не подумал, что его собственный отец мог убивать безвинных.
– Насчет этого я не знаю, Михаэль. Может, тебе лучше спросить того, у кого отец и впрямь убийца?
– Как ты можешь знать? Как ты можешь знать, если ты ни разу не спрашивала?
– Он ничего не делал.
(…)
–Если я выясню, рассказать тебе?
– Закрой рот!