diana_ledi) за рассказы о журналистках и их мобильниках. Вспомнилась и мне история.
А случилась она в 2004 году, когда вновь избранный президент Грузии Михаил Сакашвили приехал в Лондон.
Это был его первый визит в Великобританию в ранге президента. Да еще какого президента! Любимца Запада, победившего в бархатной революции роз и заявившего, что приведет наконец Грузию к демократии и в НАТО.
И хотя Шеварднадзе, в целом, говорил то же самое, Саакашвили полюбили.
Лондонский King's College пригласил Саакашвили прочитать лекцию. Желающих ее послушать было столько, что колледжу пришлось открыть свой актовый зал, и даже при этом желающих пропускать по приглашениям.
И вот, представьте, большой зал колледжа на Стренде, несколько сот человек народу, часть (видимо, грузинская диаспора) празднично одетая. В зале студенты, аналитики, дипломаты, военные, просто зеваки, журналисты... В том числе и журналисты грузинские. Две журналистки сидели на столе, находящемся у стенки, операторы деловито подправляли цветовой баланс телекамер, словом, все были при деле.
Все ждали, все предвкушали. И вот, вошел Саакашвили. Он источал уверенность и благополучие. Одет он был в черный костюм с темным галстуком. Сорочка на нем, однако, была невинно розового цвета.
Выступление он начал с того, что попросил прощения, сказав, что сначала он будет говорить по-грузински, потому что в зале находятся представители грузинского телевидения и, кроме того, эта часть его выступления будет адресована студентам-грузинам, учащимся в Англии.
И стал говорить по-грузински. Перевода не было. Говорил он семь минут. Собственно, перевод и не был нужен. Многое было ясно и так. Из общего потока грузинских слов выскакивали «Сакартвело», потом опять «Сакартвело», потом «территория», «Абхазия», «Цхинвали» и еще раз «Сакартвело». Потом были «уникалури шанси», «ахали пост-совети элитеби», «патриоти» и снова «Сакартвело».
Как только он начал говорить, в зале послышался звонок мобильного телефона. Англичане замерли. Здесь это звучит, как кощунство: в центре Лондона, во время официальной лекции руководителя государства, вдруг -- звонок мобильника.
"Алле", -- сказала одна из грузинских журналисток. Впроеки ожиданию присутствующих, она не повесила трубку,а продолжила разговор со своим собеседником. Говорила она тихо, просто бубунила в трубку, но ее бубнеж очень хорошо контрапунктировал с «Сакартвело» и «Ахали элитеби».
"Алле", -- сказала одна из грузинских журналисток. Впроеки ожиданию присутствующих, она не повесила трубку,а продолжила разговор со своим собеседником. Говорила она тихо, просто бубунила в трубку, но ее бубнеж очень хорошо контрапунктировал с «Сакартвело» и «Ахали элитеби».
Наконец, Саакашвили перешел на английский. Журналистку это совершенно не смутило. Теперь бубнеж шел вторым голосом в фуге, из которой вырывались слова "Джорджия", "территориал интегрити", "коррапшн", "крак даун", "френдз ин да вест", "Рашас параноид полиси"...
Все это также было понятно.
В какой-то момент разговор журналистки по мобильнику закончился. Видимо, ей было скучно, и она стала о чем-то переговариваться с соседкой – тоже грузинской журналисткой, приехавшей с Саакашвили.
По-английски Саакашвили говорил около пятнадцати минут.
Потом начались вопросы. После третьего или четвертого вопроса снова зазвонил мобильник журналистки.
Вскоре встреча закончилась.
Так и осталось в памяти от этой встречи: рзовая сорочка, совершенно неожиданное выступление Саакашвили на грузинском, "ахали элитеби", "рашас параноид полиси" и мобильный телефон журналистки.
А МИД Великобритании потом попросил перевести на английский грузинскую часть выступления. Им показалось, что президент по-английски говорил одно, а по-грузински -- совсем другое...
Потом начались вопросы. После третьего или четвертого вопроса снова зазвонил мобильник журналистки.
Вскоре встреча закончилась.
Так и осталось в памяти от этой встречи: рзовая сорочка, совершенно неожиданное выступление Саакашвили на грузинском, "ахали элитеби", "рашас параноид полиси" и мобильный телефон журналистки.
А МИД Великобритании потом попросил перевести на английский грузинскую часть выступления. Им показалось, что президент по-английски говорил одно, а по-грузински -- совсем другое...
