Пять лет

Разные люди спрашивают: «Кто бросил в тебя гранату?» Боже мой, откуда мне знать? И если бы я знал, кто бросил гранату, разве бы этот человек гулял сегодня по Еревану? Не в том смысле, конечно, что я устроил бы вендетту, а потому что правоохранительные органы занялись бы им.

 

Мне говорят: «Странно, что тебя хотели убить». Да, странно, но за этой фразой я чувствую скрытое обвинение, дескать, объясни-ка нам эту странность, а мы посмотрим, верить тебе, или нет. Это очень оскорбительно. В этом еще и обывательщина, от которой тошнит.

 

А ведь то, что случилось со мной, похоже на мечту обывателя, эдакого Акакия Акакиевича наших дней: сделать что-то такое, героическое, чтобы в результате этого, может быть, даже ранило, но не очень. И чтобы новый Башмачкин стал после ранения знаменитым, получил медаль «За отвагу на пожаре», и чтобы о нем писали газеты.

 

Когда я в первый раз после покушения появился на каком-то мероприятии, еще слабый и с трудом держась на ногах, подошел ко мне некий человек и, гнусненько улыбаясь, понес что-то вроде «хорошо, правда, что вас ранили не сильно, зато вы теперь такой знаменитый».

 

Боже мой, какая низость! Если бы этот человечек знал, как это тяжело, когда покушаются на твою жизнь, а прокуратура ничего не делает, чтобы найти убийцу. Или если делает, то так бездарно, что уж лучше бы ничего не делали – было бы честнее. Меня загнали в угол, я был вынужден жить под постоянной угрозой смерти, а эти людишки завидовали мне, полагая, что я наслаждаюсь тем, что стал знаменит.

 

Если бы они знали, как вечер 22 октября 2002 года, ставший моим вторым днем рождения, одновременно и искалечил всю мою жизнь, сломал все, что я с таким трудом выстраивал в течение многих лет, лишил дома, любимой работы и выгнал с родины! Но им нет дела до таких «сложных материй». Они видят (или хотят видеть) лишь обывательщину: "ранили, выжил, а теперь стал знаменитым и жирует на Западе!"

 

Решение эмигрировать было вынужденным. До покушения мне в Ереване жилось очень хорошо. Я был счастлив, потому что был самостоятелен, никому не подчинялся, меня уважали, к моему мнению прислушивались. Мы с друзьями основали новую организацию, Кавказский Институт СМИ, где я был заместителем директора и работал с огромным удовольствием. Мои статьи публиковались по всему миру – начиная с США и заканчивая Южной Кореей. Зарплаты, которую я получал в Институте, и гонораров за статьи хватало для нормальной достойной жизни.

 

Когда я вспоминаю предотъездные дни, у меня перед глазами стоит такая картина: пасмурно, холодно, промозгло. Все время идет дождь. И я, хромая, с зонтиком в одной руке и палочкой в другой продираюсь сквозь этот дождь. Улицы разрыты, приходится обходить какие-то ямы, все кругом грязно и неуютно.

 

И еще мне почему-то помнится, что когда бы я ни оказался на улице, где-то в центре все время шел митинг, откуда постоянно доносились раздраженные голоса. Мне хотелось пойти на митинг (журналистский инстинкт!), но я боялся, что меня арестуют, а в те дни участников митингов арестовывали десятками – приходили ночью домой и забирали.

 

Холодной камеры с моим простреленным легким я бы просто не выдержал. Я подходил к самому краю митингующей толпы, здоровался с КГБшниками, которые как бы незаметно окружали митингующих (а я многих знал, потому что они побывали у меня в больнице), и уходил восвояси.

 

Приходилось постоянно сдерживать себя: на улице, в милиции, военкомате, ЖЭКе… Нужно было сдерживаться, чтобы не ходить на митинг, не выходить из дому в темноте… Я не хотел так больше жить!

 

Наконец, это все кончилось. Сыну оттиснули печать с разрешением покинуть пределы Армении, и в ту же субботу, пятого апреля я сел в самолет British Airways и отправился начинать новую жизнь.

 

Это был еще один холодный дождливый день весны 2003 года. Погода полностью соответствовала моему настроению: неуютная, пасмурная, неприветливая. И хотя уже был апрель, деревья стояли голыми.

 

Страшная головная боль началась еще в самолете: сказалось нервное напряжение нескольких недель, предшествовавших отъезду.

 

В аэропорту меня встретили друзья. В Лондоне было солнечно, вовсю цвели деревья, на Темзе шла регата – ежегодное состязание между Оксфордом и Кембриджем. Боже, я вернулся в мир!

 

Друзья привезли меня к армянской церкви. Я вышел на улицу и очень медленно, бережно неся болевшую голову, прошелся вокруг церкви. Да, я был рад, что избавился от кошмара последних шести месяцев. Но на душе было тяжело.

 

В Ереване остались мои друзья. Я оставил дом, где прожил всю жизнь. Дом, который построил мой дед, где вырос мой отец, а потом и я. Мой родной дом.

 

А в Лондоне у меня болела голова. Я бродил по улочке, смотрел на цветущие деревни и говорил себе: «смотри внимательно, вот твой новый город. Сколько суждено тебе здесь прожить?»