О том, как быстро стали бежать годы, как много планов, и как не хватает парочки дополнительных часов в сутках, чтобы успеть то, что недоделал, и, может быть, просто расслабиться, выпить кофе и подумать о вечном.
А еще иногда мне кажется, что время играет нами, меняя свою сущность и наблюдая, как мы, люди, справляемся с этой измененной, каждый раз неожиданной сущностью.
И почему-то мне захотелось поставить сюда небольшую вещь о времени, которую я написал несколько лет назад. Я даже не знаю, как определить ее жанр. Буду благодарен, если поможете.
М кажется, я написал ее под Новый год. А впрочем, разве это важно?
Без десяти два ночи я спускаюсь в студию. Ровно в два на столе загорается зеленая лампочка, и я бодрым голосом говорю: «Доброе утро!»
Для меня это конец долгого рабочего дня. Я пришел на работу в семь, и к двум часам ночи успел устать. Но для моих слушателей день только начинается. Они живут, обогнав меня: умываются, завтракают, готовят детей к школе. Они уже в завтрашнем дне, а я – еще в сегодняшнем, Для меня они в дне, который еще не наступил.
В тот момент, когда я говорю «Доброе утро!», в Алматы уже восемь. Я знаю, что вещаю не только для Алматы. Но в Бишкек, Ташкент и Душанбе передача пойдет через час, а в Ереван, Баку и Тбилиси – через три. Для меня, однако, этой разницы нет – я говорю сейчас, и непонятно, когда же я в в действительности говорю?
И глядя в висящий передо мной черный овальный микрофон, я думаю: в какую странную игру иргаю я со временем. Где я нахожусь? В каком дне – сегодняшнем? Или, может быть, я остался во «вчера», в то время, как мои слушатели уже в «завтра»? Где я?
И какое время суток у меня, сидящего в студии, – глубокая ночь, как в Лондоне, или утро, как в Алматы? Но если у меня утро, значит я обгоняю сам себя, живущего по лондонскому времени. А если нет, то почему я говорю «Доброе утро»?
Время терят свое значение, и я оказываюсь как бы вне времени и пространства, в пустоте, где только я и микрофон.
Но время играет со мной в еще более странную, изощренную игру.
Сидя за студийным столом, я вижу перед собой трое часов – механические, висящие на стене напротив, электрические, стоящие на столе, и компьютерные, на мониторе, поставленном так, чтобы мне его хорошо было видно. Все эти часы показывают одно и то же время. То есть на них совпадают не только минуты, но и секунды. Это сделано для того, чтобы ведущий программы всегда точно знал, сколько минут и секунд прошло с начала программы и сколько остается.
А на мониторе идет еще и обратный отсчет времени – там показывается, сколько остается до конца очередного репортажа. И получается, что время бежит сразу в двух направлениях – вперед, на механических и электрических часах, и назад – на компьютерных, тех, которые показывают, сколько ждать до конца репортажа.
Я смотрю на время, бегущее в двух направлениях, вперед и назад, и думаю: в какие странные игры мы играем со временем. И мне вспоминается один из эпизодов «Алисы в стране чудес», где у Безумного Шляпника, Сони и Кролика всегда было шесть часов вечера, потому что время обиделось на Кролика.
Кто-то из них говорил Алисе, что нельзя ссориться со временем, потому что оно тогда перестанет тебе помогать. Но мне кажется, что отношения более серьезные – оно когда-нибудь отомстит. И глядя на секунды, отсчитывающие время вперед и назад, я думаю: а когда, и – главное как – оно будет мне мстить.
И сразу же возникает новая мысль: а может, оно мне уже отомстило, или месть его происходит в этот самый момент?
Я знаю, что моя получасовая программа должна закончиться ровно в два часа, двадцать девять минут тридцать секунд. И я могу слегка корректировать ход программы, чтобы подвести концовку как раз к этому времени. Я могу читать свой текст медленнее или быстрее, могу слегка увеличить его или сократить. Это создает иллюзию, будто я контролирую время, остающееся до конца передачи.
На самом деле время контролирует меня.
